Это интервью Тарковский дал парижскому еженедельнику
«Фигаро-мэгэзин» в октябре 1986 года.
Оба моих
последних фильма основаны на личных впечатлениях, но не имеют отношения ни к
детству, ни к прошлому, они, скорее, касаются настоящего. Обращаю внимание на
слово «впечатления». Воспоминания детства никогда не делали человека
художником. Отсылаю вас к рассказам Анны Ахматовой о её детстве. Или к Марселю
Прусту. Мы придаём несколько чрезмерное значение роли детства. Манера
психоаналитиков смотреть на жизнь сквозь детство, находить в нём объяснения
всему — это один из способов инфантилизации личности. Недавно я получил крайне
странное письмо от одного знаменитого психоаналитика, который пытается
объяснить мне мой творчество методами психоанализа. Подход к художественному
процессу, к творчеству с этой точки зрения, если хотите, даже удручает.
Удручает потому, что мотивы и суть творчества гораздо сложнее, намного
неуловимее, чем просто воспоминания о детстве и его объяснения. Я считаю, что
психоаналитические истолкования искусства слишком упрощённы, даже примитивны.
Каждый художник во
время своего пребывания на земле находит и оставляет после себя какую-то
частицу правды о цивилизации, о человечестве. Сама идея искания, поиска для
художника оскорбительна. Она похожа на сбор грибов в лесу. Их, может быть,
находят, а может быть, нет. Пикассо даже говорил: «Я не ищу, я нахожу». На мой
взгляд, художник поступает вовсе не как искатель, он никоим образом не
действует эмпирически («попробую сделать это, попытаюсь то»). Художник
свидетельствует об истине, о своей правде мира. Художник должен быть уверен,
что он и его творчество соответствуют правде. Я отвергаю идею эксперимента,
поисков в сфере искусства. Любой поиск в этой области, всё, что помпезно
именуют «авангардом», — просто ложь.
Никто не знает,
что такое красота. Мысль, которую люди вырабатывают у себя о красоте, сама идея
красоты изменяется в ходе истории вместе с философскими претензиями и просто с
развитием человека в течение его собственной жизни. И это заставляет меня
думать, что на самом деле красота есть символ чего-то другого. Но чего именно?
Красота — символ правды. Я говорю не в смысле противоположности «правда и
ложь», но в смысле истины пути, который человек выбирает. Красота (разумеется,
относительная!) в разные эпохи свидетельствует об уровне сознания, которое люди
данной имеют о правде. Было время, когда эта правда выражалась в образе Венеры
Милосской. И само собой разумеется, что полное собрание женских портретов,
скажем Пикассо, строго говоря, не имеет ни малейшего отношения к истине. Речь
идёт здесь не о красивости, не о чём-то красивеньком — речь идёт о гармоничной
красоте, о красоте потаённой, о красоте как таковой. Пикассо, вместо того чтобы
прославлять красоту, попытаться её прославить, поведать о ней,
засвидетельствовать эту красоту, действовал как её разрушитель, хулитель,
изничтожитель. Истина, выраженная красотой, загадочна, она не может быть ни
расшифрована, ни объяснена словами. Но когда человеческое существо, личность
оказывается рядом с этой красотой, сталкивается с этой красотой, она ощущает её
присутствие, хотя бы по мурашкам, которые пробегают по спине. Красота — это
словно чудо, свидетелем которого невольно становится человек. В этом все дело.
Мне кажется,
что человеческое существо создано для того, чтобы жить. Жить на пути к истине.
Вот почему человек творит. В какой-то мере человек творит на пути к истине. Это
его способ существовать, и вопрос о творчестве («Для кого люди творят? Почему
они творят?») суть вопрос безответный. На самом деле у каждого художника не
только своё понимание творчества, но и своё собственное вопрошение о нём. Это
соединяется с тем, что я сейчас говорю об истине, которой мы взыскуем, которой
мы способствуем нашими малыми силами. Основополагающую роль здесь играет
инстинкт, инстинкт творца. Художник творит инстинктивно, он не знает, почему
именно в данный момент он делает то или другое, пишет именно об этом, рисует
именно это. Только потом он начинает анализировать, находить объяснения,
умствовать и приходит к ответам, не имеющим ничего общего с инстинктом, с
инстинктивной потребностью создавать, творить, выражать себя. В некотором роде
творчество есть выражение духовного существа в человеке в противоположность
существу физическому, творчество есть как бы доказательство существования этого
духовного существа. В поле человеческой деятельности нет ничего, что было бы
более неоправданным, бесцельным, нет ничего, что было бы более самодовлеющим,
нежели творчество. Если убрать из человеческих занятий все относящиеся к
извлечению прибыли, останется лишь искусство.
Читать далее - Полностью
Читать далее - Полностью
Комментариев нет:
Отправить комментарий